"Мозаичная Византия в Москве, или приходи и смотри" Подготовка точки опоры.

Мозаичная Византия в Москве, или приходи и смотри

09. 03. 2017                                                      Продолжение

                                                  ПОДГОТОВКА ТОЧКИ ОПОРЫ

  Архимед утверждал, что если ему дадут точку опоры, он перевернет Землю. Точка опоры должна быть. Без нее – ну, никуда. Разве что – в бездну по грибы.

 Когда плывешь по реке на плоту, то шестом отталкиваешься от дна. Это есть точка опоры. Нашел точку опоры, оттолкнулся – плывешь дальше. Сергей искал эту точку опоры для своей работы в храме. Обычную, насущную. И не видел, словно был слепой.

  Оставалось только сесть на уже общеизвестную точку опоры – так называемую пятую точку опоры. А что делать? Такую позу гениально изобразил французский скульптор Роден через свою скульптуру «Мыслитель». Роден знал, что он делал. Лучше всего мыслится на пятой точке опоры. Архимеду видимо не хватило времени найти эту точку для того, чтобы с ее помощью перевернуть землю. Святые отцы говорят, что действие прежде мысли есть гордыня. Вот Сергею ничего и не оставалось, как сесть в позу роденовского мыслителя. И от такой несуразной мысли о немыслимой слепоте своей Сергей даже попробовал рисовать с закрытыми глазами. Карандаш художника в рисунке – это тоже подобие шеста на плоту. Сергей закрыл глаза и опустил карандаш в глубину альбомного листа, как шест в воду.

  Порисовал немного и хотел выбросить рисуночки. Уже приготовил. Но тут к нему зашел знакомый диакон. Он сказал, что на одном рисунке изображен настоятель крестильного храма Димитрий Смирнов.

  – Может, ты, отец диакон, ошибаешься? – переспросил Сергей.

  – Тебе говорят, что это – отец Димитрий, – строго повторил диакон, словно стоял на амвоне.

                                            

  Все уже произошло. Случайно, но верно. Случайно попал прямо в точку опоры. Блез Паскаль, важно запомнить, говорил, что у Бога есть псевдоним и имя ему – Случай. Значит настоящая точка опоры – это Бог. Или вера в Бога. Ибо вся красота неуловима и постоянно меняется, как всё тот же драгоценный лик Господа. Все художники прекрасно не умеют ее рисовать. Красота сама себя рисует через руку художника. Сергей нарисовал отца Димитрия Смирнова с закрытыми глазами. Рука его стала «зрячей». Бог как бы дал понять Сергею, что то, что он изображает, не принадлежит только ему. Бог действовал через руку Сергея.

  Все принадлежит Богу. А человеку – только свобода выбора. Но если ты выбрал, то изменить уже ничего нельзя. Ты решился прыгнуть через пропасть. Разогнался. Прыгнул. Всё! Ничего изменить уже невозможно. Выбор сделан. С Богом!

  Сергей даже и не думал и не гадал, кому впервые в художественных экспериментах удалось изобразить портрет человека практически вслепую, но точно знал, что в его художественном опыте этот случай первый. И, возможно, последний. Возьми, нарисуй вот таким образом еще раз отца Димитрия. Хоть обломись, а не получится.

  Сергей решился показать свой рисунок.

  Несколько человек, знающих лично отца Димитрия Смирнова, подтвердили Сергею, что он изобразил именно его.

  Показал рисунок отцу Димитрию. Отец ответил:

  – Ну, ты как Матисс.

  И даже известный московский художник Феликс Бух, увидев этот портрет, без тени сомнения сказал:

  – А что? Отличный рисунок!

  И как по провидению позже, когда мозаика в куполе была готова, Сергей чудом встретился с Матиссом. Получалось так, что отец Димитрий словно бы наговорил, напророчил эту встречу, сравнив рисунок Сергея с манерой Матисса. Но, конечно же, надо уточнить, что Сергей встретился не с самим Анри Матиссом, а с его внуком, но тоже художником – Пьером Матиссом. Сергей показал ему фотографии своих мозаик и рисунок. Потомок Матисса всё оценил словом:

  – Фантастика.

          * * *

  Делание иконы – дело живой веры. Пишущий Христа должен верить, что перед ним сам Христос. Апостол Павел пишет:

  «Живая вера как бы видит Христа». (Евр.11;27).

  Всё невидимое рисовалось и писалось как видимое или как бы прозревалось. Художник, посланный царем Авгарем, так и не смог разглядеть лицо Христа, потому что оно постоянно менялось. Не смог увидеть, точно был слепым. Не случайно слепой прозрел у Христа. Именно тот слепой, на котором должны были сбыться дела Божии. Иконописец – это тот же слепой из притчи, на котором сбываются дела Божии. Слепой через Христа прозревает. И иконописец, рисуя икону, как бы прозревает подобно упомянутому слепому, начинает видеть эту икону. У отца Павла Флоренского написано об иконописцах:

  «Икона – и то же, что небесное ви́дение, и не то же: это – линия, обводящая ви́дение».

  В Евангелии сказано:

  «Когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2Кор.4:18).

  Вечно то, что невидимо, что неизобразимо. То, что художник и пытается всеми своими силами как раз изобразить.

  «Нерукотворный Спас» – это благословение Христово для всех художников. В Ветхом Завете людям было запрещено изображать Бога-отца. Христос исполнил и это, не преступая запрета Ветхого завета. Он сам изобразил Бога-отца через своё лицо на убрусе, на полотенце и передал это изображение миру. Христос, сделав первый автопортрет, по богословью изобразил одновременно и портрет Бога-отца.

  «Видевший меня – видел отца». (Ин.5:22–23)

  Вот это было настоящее чудо. Неизобразимая сущность с Божьей помощью изобразилась. И это было, прежде всего, не столько прямое портретное сходство, а какое-то мощное сверхъестественное, небесное сходство по Духу. Поэтому, в какой бы точке земного шара не изображалась икона, она всегда узнаваема именно по этому духу. Сам Христос невидимо помогает иконописцу. Красоту, как и лик Христа, невозможно земным способом передать такой, какая она есть в небесном понимании. Тогда и появляется икона. Тогда появляется и все христианское искусство. Все невидимое, запредельное, занебесное становится видимым, родным, земным и явным по духу. А без духа – как без слуха. Видит око, да зуб неймет.

  И если говорить, не мудрствуя лукаво, без намеков на высокопарность, то и Сергей подобно слепцу с закрытыми своими глазами нарисовал портрет отца Димитрия. По-простому, мы все не очень-то ведаем, что творим. Слава Богу, коль вдруг получается что-то хорошее, настоящее, стоящее.

          * * *

  Сергей больше не стал экспериментировать. Не стал рисовать отца Димитрия в полный рост. Но отец Димитрий довольно многогранная личность. И поэтому у Сергея возникало много разных идей, в которых он мог сравнить священника с различными выдающимися людьми.

  Как-то Сергей слышал, как в одной радиопередаче священник рассказывал о своих художественных вкусах. По образованию отец Димитрий был художник и поэтому его суждения об искусстве всегда рассудительны и глубоки. В частности сказал, что ему нравится Ван Гог. А так же определил свое позитивное понимание Казимира Малевича.

  И когда Сергей слушал высказывание отца Димитрия о Малевиче, у него вдруг возникла еще одна аллюзия, связанная с фотографией священника верхом на белом коне и с картиной Малевича «Черный квадрат».

  Своей мощной кряжистой фигурой отец Димитрий напоминал Сергею былинного богатыря Илью Муромца. И это подтвердилось особенно, когда он увидел фотографию отца Димитрия верхом на белом коне на фоне чарующего осеннего пейзажа.

  Аллюзия возникла сама по себе с большой долей доброго юмора. Сергей прекрасно знал, что отец Димитрий имел еще это непредвзятое чувство юмора, которое нисколько не противоречило его священноческому сану. Что ж, если человек по природе своей рожден для известности, он и будет всегда известен. «Черный квадрат» Малевича известен во всем мире. На фотографии, если присмотреться, видно, что отец Димитрий нисколько не уступит известности картины Казимира Малевича. Хотя, конечно, известность их находится в разных плоскостях. Но мир так устроен, что никто не разбирает до конца, кто где находится. Все умещается у Бога на ладони.

  Так на фотографии отец Димитрий в черном жокейском костюме и черной шапочке с козырьком (цвет «Черного квадрата») сидит верхом на белом (цвет белого квадрата) коне. Явственно видно, что он ассоциируется с богатырем похожим на Илью Муромца. А соседствующий с ним «Черный квадрат» вполне доволен тем, что весьма достойно и легко ассоциируется по цвету с черными одеждами всадника и с белым, буланым окрасом коня.

  Что ж, в мире родилась еще одна аллюзия. Так что, если бы не отец Димитрий, то «Черный квадрат» так бы и остался на этот раз просто обыкновенным квадратом.

  Но если серьёзно, то на месте отца Димитрия мог бы оказаться любой человек. И надо четко понять, что отец Дмитрий нисколько не стремится быть похожим на «Черный квадрат». Скорее наоборот, «Черный квадрат» старается быть похожим на отца Димитрия. В этом скрыта суть картины Малевича: «Черный квадрат» стремится быть похожим на Бога. И даже больше – стать Богом. Вот такой квадрат получается.

  И вот тут можно добавить одну историю про этот часто упоминаемый квадрат. Нужно сказать о черном голодном коте, который проглотил этот «Черный квадрат» Малевича. Была нарисована такая картинка.

  Одна знакомая Сергея, противница Малевича, когда увидела картинку, воскликнула:

  – Наконец-то, пресловутый «Черный квадрат» исчез в брюхе этого кота. Исчез, пропал…Главное, чтобы кот его переварил. Ура!

  Но кто такой этот черный кот? Разъяснение будут даны ниже по ходу повествования.

  А пока продолжим.

  Итак, вернемся к точке опоры. Точная точка опоры в делах – это Бог или вера в Бога. Икона – это одна из точек опоры веры. Наконец, точка опоры есть у всех. Не отходите от нее. Иначе перевернетесь.

          * * *

  Купол храма – это, говоря искусствоведческим языком, метафорическая или символическая голова Христа, потому что там, в куполе, как в символической голове, чаще всего изображают одну икону: крест или голову, а точнее лик самого Христа.

  Первое о чем подумал Сергей, что надо сделать картон. Картон – это предварительный рисунок мозаики на листе бумаги в натуральную величину. Внутри храма были поставлены леса высотой как раз до самого купола. В полусферической вогнутой окружности купола должен был уместиться образ Христа Вседержителя. Каким он должен быть? Сначала Сергей стал делать эскизы. Сделал несколько на листах бумаги. Так он впоследствии работал с каждой иконой. Делал эскизы именно под мозаику – с акцентом на основные линии.

  Художнику, так или иначе, постоянно приходится общаться с искусствоведением. Если бы не шикарная любознательность искусствоведов, то никогда никакого искусства в истории человечества не было бы. Искусство (а точнее – изобразительное искусство) как таковое придумали искусствоведы. И еще безумные коллекционеры картин-шедевров.

  Искусствоведение же – птичий язык. Красивый язык, но для многих непонятный. Зачем писать в книге искусствоведческие рассуждения? Обо всем уже написаны тома.

  Сергей, как и все находчивые художники, ходил на лекции одного из крупнейших в мире искусствоведов, Ольги Сигизмундовны Поповой. Этой женщине удалось сконцентрировать в своих лекциях о византийском искусстве практически все.

  И только поэтому об искусствоведении стоило заикаться, чтобы многим (не обязательно всем) стало ясно, что Сергей не начинал с пустого места, что о чем-то всё-таки думал, в чем-то разбирался.

  Хотя вот у святых отцов церкви не по научному описано, как иконописцу подобает правильно писать красками лик Христа, а так же еще тех или иных святых, все просто, кратко и ясно. И никакого искусствоведения.

  Например, про Апостола Фому сказано буквально два драгоценных слова – молодой и без бороды. И все. Здесь и искусствоведение, заодно и литературоведение. Вместе взятые.

  Что Сергей взял из истории христианского искусства? Много чего взял.

  Есть древнее изображение Христа из Синая. Лик сделан в древней технологии на воске. Техника называется – энкаустика. Такая технология была известна еще во времена Месопотамии. В этом лике запечатлены две ипостаси Спасителя. Правая сторона лика – это его божественная сущность, а левая – сущность человеческая. Правая сторона полна божественного покоя и благодати, а на левой стороне проступает печать внутренних страданий его человеческого существа. При этом левая сторона лика больше правой. Это, если проследить, была традиция известная еще в фаюмских портретах. И она продолжалась во временах. И все объединено в единой форме его лика. Хотя поначалу искусствоведы говорили, что такая разница в расположении глаз образа Христа всего лишь ошибка реставраторов.

  Сергей имитировал свой образ Христа по принципу образа Христа из Синая. Такой ракурс удобен для наиболее полной передачи образа. Как сказал Сальвадор Дали:

  «…тот, кто не хочет никого имитировать, ничего не создаст».

  Имитировать – это не значит подрожать и тем более копировать. Сергей просто соблюдал правила, придуманные не им. Он решил опираться на древние правила изображения. В древней иконографии присутствовал признак духовной анатомии. Духовная анатомия иконы не противоречит антропоморфной анатомии картин и скульптур Микеланджело и Рафаэля или Иванова и Сурикова. Так обратная перспектива иконы не спорит с прямой перспективой академизма.

          –––––––––––––––

  Важность влияния прошлого невозможно отвергнуть в настоящем. Прошлое никуда не исчезает. Оно всегда параллельно настоящему. Во время литургии все прихожане находятся в том месте и в те минуты, когда Христос проводит свою тайную вечерю с апостолами. Происходит соприсутствие прошлого и настоящего. Все – здесь и сейчас.

© Сергей Голышев, текст, фотографии

Редактор, корректор Ирина Васильевна Ерёмина

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ