Все Новые имена и книги

Издательство "СМИРЕНИЕ" представляет книгу протоиерея Ярослава Шипова "Рассказы"

18 Февраля 2019 года

Предлагаемая читателям книга – это самое полное на сегодняшний день собрание рассказов священника Ярослава Шипова, подготовленное к изданию самим автором. Удивительно светлые рассказы отца Ярослава, пронизанные душевной теплотой и мягким, добрым юмором, продолжают традиции классической русской литературы. Вместе с тем его проза – это не только литературное явление, но и особая форма проповеди евангельских истин, проповеди Православия. Книга будет интересна самому широкому кругу читателей – не только воцерковленных людей, но и тех, чей путь к храму только начинается.

Дмитрий Шеваров

Обнимая небо

Послесловие
или
Заметки на полях прочитанной книги

Обнимая небо крепкими руками,
Летчик набирает высоту...
Тот, кто прямо с детства дружит с небесами, Не предаст вовек свою первую мечту.

Из песни, написанной в 1966 году Николаем Добронравовым
и Александрой Пахмутовой.

Ярослав Алексеевич Шипов родился 16 января 1947 года в Москве. Семья жила на Хорошевке, рядом с Центральным аэродромом. Отец служил в «Красной звезде», мама — в газете ВВС «Сталинский сокол».

Мальчик мечтал о небе и пропадал на аэродроме. У одноклассника отец был летчиком, и они жили в бараке неподалеку от самолетной стоянки. Ярослав говорил часовому: «К майору Матвееву»,— и его всегда пропускали.

Немного повзрослев, решил перейти из московской школы в Физико-математическую школу Новосибирского академгородка. Этот шаг мог привести Ярослава в науку, что было бы неудивительно, поскольку два старших брата трудились в научной сфере (причем связанной с авиацией и космонавтикой). В ожидании очередного тура экзаменов абитуриент устроился в экспедицию Института гидродинамики. Группа ученых занималась исследованием распространения звуковой волны под водой — дело происходило на берегу Обского водохранилища. И вот тут-то молодой человек начал вдруг сочинять свой первый рассказ: и конечно, про аэродром, летчиков и механиков... И жизнь повернулась совсем в другую сторону.

Окончил Литературный институт. Заведовал редакцией прозы в крупном московском издательстве. Выпустил четыре книги рассказов.

В 1991 году, в возрасте сорока четырех лет, стал священником. За этими двумя обыденными словами — «стал священником» — еще один вираж судьбы, совпавший с резкими переменами в жизни огромной страны. Да что там переменами — Россия сваливалась в штопор.

И отцу Ярославу довелось оказаться там, где это стремительное падение ощущалось, быть может, острее всего — в русской северной деревне.

Кстати, у летчика и священника много общего: оба люди служивые, оба испытывают постоянные перегрузки, а главное, и тот и другой имеют дело с небом, пусть и в несколько разных его ипостасях.

После рукоположения отец Ярослав в одночасье простился со столичной жизнью, с престижной, как сейчас говорят, работой и был назначен в село Верхне-Спасский Погост настоятелем полуразрушенного Преображенского собора, в котором располагался кол- хозный гараж с тракторами и комбайнами. Огромный собор восстановить не удалось — построили рядом с ним деревянную церковь.

Отец Ярослав оказался единственным священником на целый район, в котором было четыре прихода. Причем от одного до другого — десятки километров.

Такой территории хватило бы для небольшой, но вполне полноценной европейской страны.

Кстати, история, культура и сама жизнь этой глубинки столь своеобычны, что назвать эту местность страной не будет большим преувеличением. У нее ведь и название издавна имеется: Кокшеньга. Так до революции называлась волость на северной окраине вологодских земель вдоль реки Кокшеньги. Лампочку здесь впервые увидели в 1950-е годы, когда соорудили маленькую ГЭС.

Местные жители давно знали Ярослава Алексеевича не только как заезжего охотника, но и как доброго, грамотного, справного мужика. Они-то и попросили владыку назначить им Шипова в священники.

Но пока сельские руководители хлопотали о том, чтобы получить на приход своего батюшку, скромное благополучие колхоза, а вслед за ним и всех сельчан рухнуло: люди не получали зарплат и пенсий, местная казна опустела.

Прихожане могли позаботиться о своем батюшке лишь робкой молитвой, добрым словом, да в редких случаях — банкой молока.

Из письма матушки Марины Захарчук (село Новенькое, Белгородская область): «Если будет возможность и если это удобно — передайте от меня поклон отцу Ярославу Шипову. Он наш с батюшкой любимый священник-писатель. Его “крестить так крестить” стало у нас своеобразным позывным, когда нужно сообщить друг другу о звонке — вызове на требы. Так мне батюшка кричит, когда я работаю на огороде, а за ним приезжают...»

«Крестить так крестить» — это из рассказа «Крестины». Помните?

Измотанный батюшка возвращается на поезде из соседней области, куда ездил по просьбе архиерея слу- жить в восстановленном храме, и, опасаясь, что его свалит сон, просит проводника разбудить перед нужной станцией. А проводника самого сморило, проспал.

Батюшка выходит на незнакомом полустанке. Тут оказывается, что у женщины-диспетчера надо бы срочно окрестить сына. Батюшка крестит, но выясняется, что у путевого обходчика только-только родился сын и его тоже срочно следует окрестить. В сопровождении дружной бригады путейцев все идут в дом счастливого отца. Батюшка крестит младенца, а железнодорожники отмечают это событие обильным возлиянием. Напиваются, да еще в рабочее время. Что это может вызвать? — казалось бы, только отвращение и возмущение. Сначала, надо полагать, авторское, а потом и читательское.

И вот здесь, на мой взгляд, кульминация всего рас- сказа. Ожидаешь от автора законного порицания, а вместо этого читаешь нечто совершенно миролюбивое: «Уже через полчаса после совершения Таинства некоторые уложили свои светлые лики в тарелки. Остальные при- соединились чуть позже...»

Снисхождение, «милость к падшим», братская участливость, тихая незлобивая улыбка — это, наверное, самые милые читательскому сердцу особенности рас- сказов отца Ярослава.

Да, есть книги замечательные и даже великие, ими восхищаешься, а вот жить они почему-то тебе не помогают. Есть книги по виду скромные и не очень известные, но — твои. Ты чувствуешь их помощь.

В первый деревенский год отец Ярослав с трудом дотянул до весны в своей холодной избе с негодной, как оказалось, печкой. Дрова она пожирала безмерно, а тепла не давала. Летом кормился батюшка с тощего огорода да с леса — грибы, клюкву собирал.

У людей порой не было и трех рублей, чтобы воз- наградить священника за исполненную требу. А на отпевания звали все чаще и чаще. Хорошо, если за священником присылали газик или грузовик, а то и в трак- торном прицепе ехал, и на дрезине.

Ранили душу не только разорение, нищета, слепая оголтелость власти, насаждавшей реформы, но более всего — та унылая покорность, с какой принимали все это люди.

В рассказе «Летят утки» батюшка спрашивает учительницу: «Вы не будете возражать против крещения детей?»

«— Мы не будем возражать ни против чего, — отвечает она почти шепотом, так и не поднимая глаз...»

Слышать и видеть это — никакого сердца не хватит.

После нескольких лет такой жизни у батюшки стали отказывать ноги. Пришлось вернуться в Москву, где его никто не ждал: из писательского окружения выпал, к столичному священству еще не пристал. А надо было как-то лечиться, вставать на ноги в буквальном смысле. Одно время приходилось подрабатывать грузчиком в магазине. Там не знали о его сане, но высоко ценили: исполнительный, аккуратный, не пьет.

Через некоторое время отец Ярослав стал служить в храме Георгия Победоносца на Варварке (и служит он там до сих пор). Рядом стояла гостиница «Россия», которую задумали сносить. Служить приходилось под гром и скрежет техники, в строительной пыли и волнениях за храм, стены которого дали трещины. Но — и это про- шло. А когда прошло, то выяснилось, что предки отца Ярослава, московские Шиповы, в девятнадцатом веке снимали квартиру у священника этого самого храма.

Тогда же отец Ярослав узнал от старшего брата Роллана Алексеевича, всерьез занявшегося генеалогией, что одна из родословных нитей Шиповых ведет как раз в те места, где ему выпало послужить сельским священником. Еще одна «чистая случайность».

Вообще, в роду отца Ярослава собрались самые разные люди. Тут не только костромские и владимирские крестьяне, но и уфимские мещане, и московские купцы, породнившиеся с Абрикосовыми — основателями знаменитой кондитерской империи.

Дед по линии матери Иван Ильич Вакуров жил в Солигаличе, откуда ушел на японскую войну простым солдатом, а вернулся военным фельдшером. Лет сорок врачевал он земляков не столько таблетками и микстурами, сколько молитвой и добрым словом (это ведь о нем рассказ «Уездный чудотворец»). Когда Ярослав Алексеевич впервые попал в Солигалич, незнакомая старушка, узнав, что он — внук Ивана Ильича (скончавшегося еще в 1946 году), бухнулась на колени: «Нас в семье одиннадцать детей было,— сказала она,— все роды принимал Иван Ильич и всех лечил, а денег не брал никогда...»

Дед по линии отца Алексей Алексеевич Шипов служил в Астрахани, а потом в Николаевске-на- Амуре — неподкупным «смотрителем за рыболовством». Печатался в газетах с заметками, фельетонами, стихами и серьезными корреспонденциями под псевдонимами «Хроникер», «Амурец», «Гарольд» или «Рыбак».

Получается, что деды сильно отозвались в занятиях, а возможно, и в характере внука: тут и тяга к литературному творчеству, и любовь к природе, а главное — строгое и бескорыстное исполнение порученного свыше служения.

Возвратившись в Москву, отец Ярослав привез с собой и ту жизнь, которая текла там, на Кокшеньге, уже без него. Она продолжалась в нем. Батюшка не мог перестать сострадать тем, кого успел понять и полюбить. Наверное, это и называется: молитвенная память.

И тогда отец Ярослав вернулся к письменному столу. В 1999 году вышла первая после долгого перерыва книга — «Отказываться не вправе. Рассказы из жизни современного прихода». Так в русской словесности по- явился ни на кого не похожий писатель, отказавшийся от писательства в мирском его понимании.

При этом в своей священнической прозе Шипов нигде не сбился на морализаторство, на общие слова, которые всегда отталкивают. Он нигде не свел жизнь к объяснимому, оставив ее таинственной и необъяснимой. Каждую историю он рассказывает с той непритязательностью и необязательностью, с какой нам стремятся что-то поведать наши случайные попутчики. Вернее, рассказывает всегда один, а другой чутко слушает. Третий и четвертый, как обычно бывает, уже дремлют на верхних полках.

Ничто, наверное, сейчас так не ценит читатель, как ненавязчивость и спокойный тон. Все устали как от холодного цинизма, так и от нервного, искусственно взвинченного пафоса. Поэтому, дочитывая книгу отца Ярослава, уже почему-то не гадаешь о том, получил ты духовную пользу или нет. Зато ясно слышишь высокую музыку той жизни «простых» людей, к которым в эту минуту ты смиренно готов отнести и себя.

Летом 1993 года «Комсомолка», где я тогда работал спецкором, дала мне командировку в Тарногский район Вологодской области.

Перед отъездом мой отец, тоже журналист, рас- сказал, что он «случайно» познакомился в Вологде со священником, который служит как раз в том самом районе, куда я собрался. Я записал в блокнот: «Священник Ярослав Шипов, настоятель Преображенской церкви села Верхне-Спасский Погост. Передать поклон от папы». И полетел в Тарногу (тогда еще в отдаленные райцентры летали самолеты).

Село Верхне-Спасский Погост праздновало тогда свое 600-летие. Юбилей отмечали народным гуляньем. Опасаясь, что долгожданный культурный праздник может не ограничиться концертом самодеятельности, районные власти попросили священника отслужить молебен на доброе дело, «да еще и чтоб дождя не было, а то обещали».

На помост, приготовленный для песен и плясок и пахнущий смолистой сосновой доской, взошел батюшка. На журнальный столик поставил миску с водой и положил кропило. Народ разместился на ска- меечках перед сценой. Взрослые и дети, затаив дыхание, следили за приготовлениями: последнего священника в здешних краях видели шестьдесят лет назад.

Сейчас я вглядываюсь в старую фотографию, сделанную в тот июньский день 1993 года,— как полна была еще деревня, как много детей и молодых лиц. И как чисты и доверчивы эти лица.

— Ну что, братия и сестры, помолимся,— сказал батюшка и приветливо оглядел собравшихся.

Народ притих, не понимая, чего ждет от них священ- ник. Все, кому достались места на скамейках, сидели. Убедившись — и, очевидно, не в первый раз,— что

люди утратили и саму память о том, как их предки благоговейно вставали на молитву, батюшка вздохнул: «Господи, благослови...» И, совершив свое одинокое предстояние, сошел с помоста.

Фотокорреспондент местной газеты подсказал мне: это и есть Ярослав Шипов, священник. Я подошел к нему, чтобы передать привет от папы.

О том же, что было дальше, пожалуй, умолчу. Столь- ко лет прошло, а все хочется, чтобы таинство осталось таинством, сокровенное — сокровенным.

Из рассказа «Праздник»: «Отслужил я молебен, пола- гающийся перед началом доброго дела, и опять пошел в храм: кто-то из приезжих попросился креститься...»

Да, кстати: праздник тот завершился без происшествий, а дожди обошли Верхне-Спасский Погост стороной.

Апрель 2018, Светлая седмица 

Теги: .
0